Наступление моря [Нашествие моря] - Жюль Верн

В продолжение часа офицер и его спутники постепенно углублялись в лес, не нападая, однако, на следы какого бы то ни было лагеря. Араб выражал крайнее удивление, и на вопрошающие взгляды, бросаемые на него, неизменно отвечал одно и то же:

— Они были здесь… вчера еще… и надзиратель и все остальные. Пуантар послал меня в Голеа… Вероятно, они выступили сегодня на рассвете.

— Куда же, как ты думаешь, они направились? — спросил лейтенант Вильетт.

— Быть может, к верфи.

— Но ведь тогда мы повстречались бы с ними на дороге.

— Могли и не повстречаться, если они не спускались по берегу уэда.

— Для чего бы им избирать иной путь, а не тот, по которому мы шли?

Мезаки не мог дать ответ.

Было уже почти четыре часа пополудни, когда офицер вернулся к месту стоянки. Поиски не увенчались успехом. Собака не отыскала следа. Все указывало на то, что оазис давно уже не был посещаем не только артелью рабочих, но и караванами.

Подчиняясь мысли, давно уже завладевшей им, старший вахмистр подошел к Мезаки и, глядя на него в упор, сказал:

— Слушай, ты, араб, не обманываешь ли ты нас?

Не опуская глаз перед пристальным взором вахмистра, Мезаки ограничился тем, что повел плечами с выражением столь глубокого презрения к сказанному, что Пиколь схватил бы его за горло, не удержи его лейтенант Вильетт.

— Смирно, Пиколь, — сказал он. — Мы возвращаемся в Голеа и Мезаки с нами.

— В таком случае между двумя нижними чинами…

— Я готов, — хладнокровно отвечал араб, взгляд которого, на одну минуту вспыхнувший от злобы, снова принял обычное, спокойное выражение.

Подкрепившиеся на лугу кони, напоенные водой из уэда, в силах были совершить переход от Гизеба до Мельрира. Отряд мог возвратиться к стоянке до наступления ночи.

Было сорок минут пятого на карманных часах лейтенанта, когда он скомандовал выступление. Старший вахмистр ехал рядом с ним, а по обе стороны араба двигались спахи, не спускавшие с него глаз. Следует заметить, что все спутники Николя разделяли теперь его подозрения насчет Мезаки, и хотя офицер не подавал виду, не могло быть сомнения в том, что и он подозревал его. Он спешил к инженеру и капитану Ардигану. Они могли совместно обсудить, что следует предпринять, так как невозможно было поставить артель на работу с наступающего дня.

Кони ускоряли ход, видимо возбужденные наступавшей грозой. Молнии, перекрещиваясь, бороздили небо, и слышны были страшные раскаты грома, как это бывает всегда в пустынных равнинах. Впрочем, пока не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра, и не выпало ни одной капли дождя. Дюди и животные почти задыхались в знойной атмосфере, и легкие словно вдыхали в себя огонь, а не воздух.

Тем не менее возможно было еще надеяться, что лейтенанту Вильетту и его спутникам удастся вернуться без особого запоздания, хотя бы и с большим напряжением сил, если только состояние погоды не ухудшится. Более всего следовало опасаться превращения грозы в бурю. Мог подняться сначала ветер, а затем пойти сильный дождь; а где им было тогда укрываться среди бесплодной равнины, без единого дерева?

Поэтому необходимо было добраться до 347-го километра возможно скорее. Кони, однако, выбились из сил. Тщетны были усилия всадников поднять их на более быстрый аллюр; они спотыкались, как будто ноги их были спутаны и бока носили кровавые следы от шпор. Вскоре, впрочем, и люди обессилели и не были в состоянии пройти оставшееся расстояние. Даже выносливый Ва-Делаван выбивался теперь из последних сил, и его хозяин каждую минуту мог опасаться, что он повалится на раскаленный песок.

К шести часам вечера благодаря понуканию лейтенанта пройдено было три четверти всего пути. Не будь заволочено густыми облаками солнце, уже сильно склонившееся к западу, можно было бы разглядеть блестящие отражения шоттов Мельрира, у стрелки которого вырисовывались неясно купы деревьев оазиса. Можно было все-таки надеяться, что отряд успеет добраться до леса, прежде чем наступит ночь.

— Подбодрись, ребята, еще одно последнее усилие! — повторял офицер.

Однако, как ни были закалены эти люди, он предвидел, что скоро в отряде водворится беспорядок. Некоторые всадники отставали, и приходилось поджидать их.

Можно было лишь пожелать, чтобы гроза не ограничивалась непрестанными молниями и раскатами грома. Лучше было бы, если бы начался ветер; он освежил бы воздух, тогда им можно было бы дышать. Хотелось бы, чтобы густые массы водяных паров разрешились дождем. Чувствовался недостаток воздуха, и легкие работали с большими усилиями в удушливой атмосфере.

Ну вот, наконец, начался ветер, и притом чрезвычайно сильный, соответственно крайнему напряжению электричества в атмосфере. Воздушные течения появились одновременно с разных сторон и при столкновении их образовывались смерчи. Громовые раскаты сопровождались оглушительным глумом, раздирающим уши завыванием и свистом. Так как за отсутствием дождя песчаная пыль не прибивалась к почве, то из нее образовался род громадного волчка, вращавшегося на своем острие с невероятной скоростью; под влиянием электрического напряжения в воздухе образовался вихрь, против которого не было возможности устоять. Слышны были отчаянные крики птиц, втянутых в этот смерч, который закружил даже самых крупных и самых сильных из них. Кони захвачены были смерчем, разъединены друг от друга и некоторые из всадников сброшены с седла. Ничего не было видно кругом, ничего не было слышно, и каждый оказывался совершенно бессильным сопротивляться. Смерч окутал все кругом и мчался к равнинам Джерида.

Лейтенант Вильетт не в состоянии был дать себе отчет в направлении, по которому он двигался. Вероятно было, что людей его взвода и самого его гнало по направлению к шотту, но в сторону от расположения лагеря.

К счастью, наконец хлынул ливень. Потоки дождя разбили песочный смерч, наступила глубокая темень. Взвод оказался рассеянным, и с трудом удалось вновь собрать его. При блеске молнии лейтенант рассмотрел, что оазис был не более как на расстоянии одного километра по направлению к северо-востоку.

После неоднократных перекличек, произведенных в продолжение кратковременного затишья в атмосфере, собрались вместе люди и кони, и тогда раздался крик старшего вахмистра:

— А где же араб?

Оба спахиса, которым было поручено наблюдать за Мезаки, оказались не в состоянии устеречь его. Они не знали, что с ним сталось, потому что, в то время как смерч втянул их в свой вихрь, они разъединились.

— Ах, негодяй! Он бежал! — повторял старший вахмистр. — Он бежал на своем, или, правильнее, на нашем коне. Провел нас араб, обманул.